Статьи

 

"Живопись Мары Даугавиете известна посетителям московских выставок с конца 70-х гг. Она без сомнения таит в себе открытия и удовольствия не только как образец стиля, но и как собрание идей, как целостное художественное явление. Мара Даугавиете находится в самом расцвете творческой активности. Созданное ей к настоящему времени столь велико, богато и разнообразно, что не может быть охвачено одним взглядом. Потребуется немало страниц серьёзного текста, чтобы описать и систематизировать столь значительный и глубокий материал.

Но помимо многих возможных подходов – из того, что лежит на поверхности – весь корпус произведений Мары можно и необходимо рассматривать, как дневник. «Дневник», написанный в красках, маслом на холсте. Он включает в себя не страницы, но сотни замечательных этюдов, пейзажей, натюрмортов, портретов и многофигурных композиций символического содержания.

 

Человек всегда индивидуален, когда говорит своими словами из глубины своего сердца, даже если говорит о том, о чём до него многократно высказывались другие. То же можно отнести и к художнику, который высказывается в своих картинах. Поэтому разговор о работах Мары Даугавиете надо начать с неё самой, ведь характер художника, круг общения, отношение к жизни естественным образом отражаются в его творчестве.

Первая особенность Мары – чрезвычайная работоспособность. Творческий путь исчисляется сотнями полотен. Уже в ранних юношеских работах обнаруживаются узнаваемые индивидуальные черты. Работоспособность Мары – не принудительное служение выбранному делу, а счастливая увлечённость, жажда поймать и перенести на холст подсказку, приносимую летучим вдохновением. Стоит помедлить и ускользающие тающие намёки исчезнут, замысел помутнеет и угаснет. Занавеска окна вздувается, клубится, заполняет пространство мастерской мощными складками. Художница вскочила ранним утром, как была, в ночной рубашке, и пишет, торопливо перенося на холст внезапно открывшееся решение. «Вдохновение» имеет несколько вариантов: «Белое вдохновение» (1980), «Красное вдохновение»… Мара Даугавиете хорошо с ним знакома.

 

В ее работах нет беспочвенных деклараций, претенциозности, посягательств на нечто недоступное. Живописные полотна подкупают искренностью и непосредственностью чувства, проникновенными интонациями. Свои темы художник черпает из того, что видит вокруг. Ей интересны все проявления жизни — рождение, смерть, любовь, волнуют вечные сюжеты. На не всегда податливую плоскость холста переносится пережитое, близкое, идущее от сердца.

Сюжеты выстраиваются в единую линию, развитие идет в результате строгого отбора, отказа от ненужного, в зависимости от появления новых впечатлений. Иной раз необходимая интонация долго кристаллизуется, ищется годами, холст откладывается, и через какое-то время происходит возвращение к нему. Идеи запасаются впрок на тот случай, когда не теснят новые темы, чтобы не терялось напряжение, определенный ритм творчества. Старые эскизы, наброски часто служат отправной точкой для создания нового произведения. Художник берет на вооружение образные средства разных направлений, стилей — все то, что необходимо для достижения большей выразительности. Интерес вызывают и экспрессионисты, и художники Северного Возрождения, и венецианцы с их ощущением цвета, нервной импульсивностью чувств. Способ работы М. Даугавиете — аналитический. Сначала отстраненное всматривание в течение жизни, а затем выводы и обобщения. Она стремится, чтобы при восприятии живописного полотна оказывалось несколько слоев, но один из них — архетипический, основной. Стараясь проследить в содержании связь с прошлым, с традицией мирового искусства, художник создает послания в будущее, соединяющие века. Например, картина «Сон семьи» (1984), говорящая о беззащитности человека, бегущего в природу от тягот цивилизации, заставляет вспомнить библейский сюжет «Бегство в Египет», известный по классической живописи. Многие произведения Мары вполне могут быть названы картинами-письмами, картинами-впечатлениями. Некоторые из них объединяются в серии, например «Времена суток», «Домашний алтарь».

 

В искусстве нашего времени можно заметить одну закономерность: когда художник устаёт от окружающего, он устремляется в прошлое, туда, где человеческая мысль поработала над хаосом, одухотворила быт, придала всему случившемуся законченность большой идеи. Полная ясность - плод учёного созерцания. Художественному импульсу ближе другая категория познания, имя её гармония. С этим чувством связано стремление к правде, к осознанию того, что истина всегда внутри человека, вдохновенного творца и безжалостного разрушителя.

Творчество Мары Даугавиете проделало любопытную эволюцию во времени. Начав реализовывать себя как приверженец острой социальной темы, автор ищет в своих живописных построениях выхода иных, духовных, интенций, акцентируя в избираемых сюжетах некий положительный баланс жизненных сил. Гармония как образная ориентация поиска заставляет сменить язык: на смену жёсткой линеарности в духе мастеров Северного Возрождения приходит цветовая раскованность, работа с насыщенным цветом. В стилистике картин появляется мягкость формы, идущей от традиции художников Средиземноморья.

Индивидуальной особенностью композиций Даугавиете является тонкая паутина рассказа. Повествовательность не довлеет над миром вещей, а открывает возможность ощутить внутреннюю связь предметов. Владея даром (достаточно редким) умного наблюдателя, художник наполняет жизнь персонажей бесконечными коллизиями, представляющими действительность в неожиданных и парадоксальных ракурсах. С поразительной настойчивостью повторяется мотив сна, это сугубо интимное состояние у Даугавиете приобретает "общественное" звучание. Атмосфера тягостного дремотного погружения объединяет персонажей таких разных по сюжету картин как "Ожидание" 1982, "Спящие" 1990, "Реквием" 1990, "Пляж" 1991. Схваченные в разных ракурсах композиции заснувших фигур становятся поистине откровением социального содержания.

Образу всеобщего полузабытья художник противополагает момент физического движения. Течение человеческой массы в картинах "Эскалатор" 1967, "Вход и выход" 1387, "Переход" 1989, "Встреча живых и мёртвых" 1989, лишь видимость выхода во вне. По сути перемещение людей в пространстве — это бесконечное воспроизводство установленных циклов жизни, художник подводит к мысли: толпа не может быть выразителем собственной воли.  Механистичность существования современного человека — главный вывод этих работ.

Упомянутая выше творческая метаморфоза Даугавиете состоит в следующем. Для метафорического взгляда на мир важным для автора становится не только точно продуманный сюжетный ход. Её заботит общий эмоциональный настрой поведения персонажей. Её живописная манера не стремится фиксировать "объективную" реальность, а улавливает в характеристике действия некий музыкальный камертон. Динамичность, пестрота толпы в картинах "Принесение даров художнику" I988, «Ловля птиц» 1993, "Художник и зрители в парке" 1995, позволяет ощутить радость жизни. Не порывая с коллективисткой природой образа, художник меняет позицию. Формируется линия, которая даёт возможность говорить о классической традиции изображения человека. Современность при этом предстаёт в остранённом виде, открывая в интерпретации образов параллели самых широких художественных ассоциаций — от Брейгеля до Ватто.

Не чужд Даугавиете и психологизм — тонкий взгляд художника различает в персонажах  картин "Эпитафия" 1988, "Птичий рынок" 1993, "Торгующий, Сумерки" 1993, "Паломники в Загорске" 1998, "Девочка на траве" 1998, ту меру искренности, которая становится сутью происходящего. Камерность небольшого формата композиций несёт в себе определённый смысл, поддерживая концепцию бережного отношения к хрупкому, легко ранимому внутреннему миру человека.

Так в сущности художник вступает в своеобразную полемику с собственными представлениями о порядке вещей, о месте и роли человека. Позиция, на наш взгляд, примечательная. Она удивительным образом соответствует переменчивому духу переживаемой эпохи. Упрямая мысль взыскует истины.

Галина Плетнёва, доктор искусствоведения.

 

 

Муж и жена, они познакомились в художественной школе Краснопресненского района, но окончили разные институты: Мара - Полиграфический, Георгий - училище "Памяти 1905 года", затем - Строгановку. Выставленные вместе, их работы создают некий парадокс: глядя на них, трудно сказать, кому из них - мужу или жене принадлежит та или иная картина. Так, серия портретов и мягких, лиричных, очень камерных вещей, воспевающих простые, земные радости семейной жизни ("В нашей комнате", "Игра в карты", "В ванне", "День рождения") созданы не женщиной, как можно было бы предположить, а бородатым мужчиной. А серия монументальных, несмотря на сравнительно небольшие размеры, полотен, обнаруживающих влияние старых итальянцев и часто довольно жестоких ("Погром в Баку", "Паломники в Загорске", "Содом") написаны хрупкой и обаятельной женщиной. На творчество художницы оказал влияние и Брейгель. В некоторых ее работах ('Погром", "Арбатский переход", "Портрет толпы") персонажи, сходны с брейгелевскими, вписаны в московскую толпу и прекрасно чувствуют себя среди людей XX века. Мара Даугавиете любит сложные, в средневековом духе аллегории. Черный двойник - второе "я" художника, властно вторгается в ее жизнь ("Автопортрет с двойником"). В жутком и трогательном полотне "Встреча живых и мертвых" на сельском кладбище в День поминовения живущие ныне встречаются с толпой ушедших из жизни. Это не кошмар в духе средневековья, здесь нет ни страха, ни противостояния Жизни и Смерти. Живые преклоняют головы перед памятью ушедших, а те, выйдя из могил, благодарно благословляют потомков на счастье.

Выставленные вместе работы двух художников, как бы дополняя друг друга, соединяют микро - и макромир, заставляют нас глубже, пронзительнее ценить простое человеческое счастье, такое хрупкое в этом сумасшедшем мире.

Олег Торчинский.



«…Мара Даугавиете с большим интересом использует традиционные формы из семантического арсенала художников 70-х — начала 80-х годов с их тяготением к аллегории и метафоре. У Даугавиете новаторская постановка нравственно-философских проблем, острота их осмысления и обнаженность переживания. Здесь жизненные коллизии формулируются в сугубо литературном ключе. Присущие ей неординарность, а часто и парадоксальность мышления заставляют вновь и вновь возвращаться к ее холстам. В них, несомненно, слышны отзвуки определенных культурных пластов. Это и немецкое возрождение и современная "прибалтийская школа живописи". Однако это не мешает видеть в М.Даугавиете вполне сформировавшегося художника, с четкими, определившимися позициями в жизни и искусстве».

искусствовед Светлана Гильман.